4 часа утра... Я проснулся от гула немецких эскадрилий и грохота бомбежки. Мы восхода еще не видим, а
фашистские самолеты в небе уже освещены первыми
солнечными лучами. Пространство перед КП усеяно
фигурками бегущих в нашу сторону стройбатовцев. За
ними на небольших высотах охотятся вражеские истребители, повыше - с грозным рокотом плывут на восток тяжелые фашистские бомбовозы.
Четвертая батарея была вооружена 76-миллиметровыми полуавтоматическими пушками образца 1939 года. На каждое орудие имели по 16 снарядов. И у каждого артиллериста по 15 патронов. Вот и вся наша «огневая мощь»! А для предстоящего боя понадобятся многие сотни снарядов и патронов. И они есть. Но на складах, к сожалению уже не доступных для нас.
Немецкие мотоциклисты и танки уже прут по дороге
через Красное на Алитус.
Но, чтобы открыть стрельбу и этими немногими
снарядами, надо было хорошенько взвесить обстановку.
Ведь оставался в силе строжайший приказ: «Ни в ко-
ем случае не поддаваться на провокации. За открытие
огня без особого приказа свыше — под трибунал!» Однако
связи ни со штабом дивизии, ни со штабом полка нет.
Ждать некогда, надо немедленно принимать решение самим, без «особого приказа».
Звонит мне командир шестой батареи, спрашивает:
«Что будем делать?». После непродолжительного обсуждения ситуации пришли к выводу: «Нет, это не провокация, а настоящая война. Надо принимать бой». И обе батареи открыли огонь по скоплениям гитлеровцев в Красном, особенно на развилке дорог. Очень эффективен был огонь батареи
122-миллиметровых гаубиц.
Но крепко доставалось гитлеровцам и от шрапнели
четвертой батареи. Стреляли мы экономно, только наверняка. Слева от нас фашистских мотоциклистов долго сдерживала счетверенная установка зенитных пулеметов, ведущих огонь из кузова машины.
Во время одной из передышек между атаками противника, примерно в 10.00, я прошел на КП дивизии,
который должен был развернуться недалеко от нас.
Там никого не было... С этого момента наш дивизион
стал действовать самостоятельно, исходя из обстановки
и руководствуясь чувством долга.
Не сумев сбить нас с занимаемого рубежа при помощи пехоты и танков, немцы вызвали авиацию. От
бомбежки особенно пострадали пятая и шестая бата-
реи. В 12.00 мы получили распоряжение из штаба ди-
визиона: отойти к Сейрияй (Seirijai), затем — к Алитус
(Alytus) . Там заняли круговую оборону, опять оседлав дорогу. По пути к нам примкнуло много пехоты и стройбатовцев.
Если бы еще патроны и снаряды!
Немецкие танки возобновили атаки. Мы отстреливались с коротких дистанций, били по гусеницам, поставив взрывную трубку снаряда шрапнели на «У» - удар. Наводчики Якушин и Горшков подбили танк и броневик. Остальные танки развернулись веером и скрылись за хутором, который вскоре сгорел.
25 июня я как старший из оставшихся в живых командиров принял на себя командование остатками дивизиона. Кольцо окружения все более сжималось. По
небольшому пятачку немцы вели усиленный пулеметный огонь. Не было воды, питались убитыми лошадьми.
Конину ели без хлеба и соли...
И так мы продержались еще несколько суток.
Сколько именно, сказать точно не могу, ибо потеряли
счет дням. Из командиров дивизиона остались я и два
младших лейтенанта - Апевалов и Ворсин. Одно боеспособное орудие и к нему три снаряда... Решили: хотя шансы на спасение ничтожны, попробуем вырваться из окружения.
Это выглядело так. Я и наводчик ефрейтор Якушин
прикрывали штурмовую группу. Тремя выстрелами
картечью в упор мы вызвали среди немцев временное
замешательство. Воспользовавшись этим, наши товарищи, а следом и мы вдвоем прорвались к лесу. И когда
собрались в условленном месте на берегу Немана, то
нас, артиллеристов, оказалось всего 11 человек и немного больше пехоты. В том числе раненые, из нашего
дивизиона - младший лейтенант Ворсин.
Выбора у нас не было, надо было пробиваться на
восток, к своим. А далеко ли линия фронта, мы не знали. Она оказалась очень и очень далеко!..
В 1975 году я съездил в Литву. При содействии
военного комиссара Д. С. Рябова и руководителя
школьных следопытов учителя А. П. Анушкевичуса я
побывал на местах былых боев, беседовал со многими
жителями соседних селений. Они до сих пор хорошо
помнят кровопролитные бои, которые разгорелись в
первые дни войны в этом районе. Особенно — у деревни Ревай».(Ровы)