Переформирована из 161 стрелковой дивизии
Состав
3, 8, 11 гвардейские стрелковые полки
23 артиллерийский полк
9 противотанковый дивизион
7 отдельная разведрота
14 саперный батальон
5 отдельный батальон связи
2 медсанбат
375 автотранспортная рота
480 рота химзащиты
периодически входили 16 мотодивизион, 17 отдельный зенитно-артиллерийский дивизион
Из книги "На Волховском фронте"
Воспоминания ветеранов
Лениздат, 1978
В. А. КРЫЛОВ
в 1942 году старший политрук, комиссар второго дивизиона 23-го артиллерийского полка 4-й гвардейской стрелковой дивизии
День за днем
Январь 1942 года. На передовой затишье. Сильные норозы загнали гитлеровцев в блиндажи. Только изредка гулко прозвучит короткая пулеметная очередь— и вновь тишина. Разведчик дивизиона старший сержант Никита Залесский смеется:
— Замерзает фашист. Вчера пехотинцы притащили одного. На голове тюрбан из тряпок, на ногах — калоши из соломы.
Никиту мороз не брал. Ходил по передовой не развязывая тесемок шапки-ушанки — пусть фашисты видят, что русскому солдату мороз не страшен. Хотя родом Никита из Полтавской области, из знаменитого гоголевского Миргорода, но к холоду привык: служба в армии закалила.
Враг, видимо, решил, что на этом участке советские войска наступать не будут. Мы, словно бы подтверждая это, почти не ведем огня. Но тишина на фронте обманчива. Мы активно готовимся к наступлению. После поражения под Тихвином гитлеровцы все еще не оправились. Зато наши бойцы чувствуют себя увереннее, готовы продолжать наступление. Командиры и политработники поддерживают это настроение непрерывной политической работой.
Двое суток в дивизионе провел корреспондент дивизионной газеты младший политрук Иван Юра. В газетах «Боевой товарищ» и «Фронтовая правда» появились статьи, рассказывающие об опыте политико-воспитательной работы в нашем подразделении. Особенно отмечена деятельность агитаторов старшего сержанта Ивана Безлюдного, рядового Николая Золотарева и лейтенанта Алексея Игнатьева.
В блиндаже тихо. Чуть потрескивает солярка в самодельной лампе. Склонившись над столом, начальник штаба дивизиона старший лейтенант Алексей Мартынов оформляет документацию на завтрашний бой.
— Устал аж до чертиков! — Мартынов выпрямился. — Все готово, комиссар. Сейчас отправлю в штаб полка — и на боковую.
Отдав пакет посыльному, он лег на земляные нары и наказал телефонисту Ивану Ткачуку:
— Разбудишь ровно в пять ноль-ноль.
Я не сплю. Скоро придут комиссары батарей. От комиссара полка должны принести пакет с обращением Военного совета фронта. В ожидании политработников знакомлюсь с планом обеспечения завтрашнего боя. Вот схема целей. Много людей потрудилось для того, чтобы все это легло на бумагу. Тут и данные разведчиков стрелковых полков, и наших наблюдателей, и вышестоящих штабов. Схема целей рассказывает о степени устойчивости вражеской обороны, об огневых средствах, дзотах, блиндажах, проволочных заграждениях и минных полях. Все это надо подавить, уничтожить, чтобы расчистить путь пехоте.
Комиссары батарей приходят почти одновременно. Я их знаю, пожалуй, не хуже, чем самого себя. Вот ярославец Алексей Прокофьевич Лохов, всегда спокойный, рассудительный, призван из запаса в начале войны. Георгий Филиппович Алексеев — кадровый политработник, необычно требователен к себе и другим, очень целеустремленный, настойчивый человек. У Ивана Петровича Царика такое выражение лица, словно он чем-то недоволен, но душа у него добрая, отзывчивая.
Пришел комсорг полка Андрей Абушкевич. Подал пакет. В нем обращение Военного совета фронта. Все вместе накоротке обсуждаем ход партийно-политической работы, говорим о предстоящем бое.
...На лесной поляне, которая на нашей карте называется «язык», стоят бойцы дивизиона. В этот предутренний час 13 января мороз особенно крепок. Даже в валенках стынут ноги. Бойцы тихо разговаривают, постукивая нога об ногу.
Открыв митинг, читаю обращение Военного совета фронта. От себя добавляю:
— Наша задача — прорвать оборону гитлеровцев и идти на помощь Ленинграду. Военный совет фронта уверен, что все бойцы, командиры и политработники с честью выполнят свой долг перед Родиной.
Выступает старший сержант Ф. П. Копылов, парторг четвертой батареи:
— Бойцы и командиры батареи поручили мне передать командованию, что мы выполним поставленную задачу во что бы то ни стало...
Сержант Федор Митрофанов, помощник командира взвода боепитания, подал мне листок бумаги. Читаю: «Прошу считать меня коммунистом. Право быть принятым в партию я заслужу в бою». Об этом же заявили командиры орудий сержанты Кинжалов, Вьюнов, Макиенко, Дубина, рядовые Михеев, Золотарев. В то утро, перед началом боя, партийная организация дивизиона увеличилась на 15 коммунистов.
На огневой позиции раздалась команда:
— К бою!
Орудийные расчеты быстро заняли свои места. Маленькие елочки — маскировка орудий — мигом разлетелись в стороны.
— За Ленинград! Огонь!
Залпы орудий разрывают утреннюю тишину. Еще и еще. Левее нас прогрохотали «катюши».
Весь Волховский фронт пришел в движение. Левее нас, у Грузина, и дальше к югу небо озарено сплошным заревом. Оттуда катились глухие раскаты, сливавшиеся в единый гул. Правее, за Киришами, тоже слышалась канонада. Два часа била артиллерия по переднему краю противника. Затем огонь был перенесен в глубину позиций врага. Вперед пошла пехота.
Наступать по глубокому снегу трудно. Местами, где снег особенно глубок, приходилось делать коридоры. Многие бойцы сбросили с себя шинели, остались в одних ватниках. К полудню пробились до насыпи железной дороги Чудово — Кириши.
За насыпью оказалась вторая оборонительная позиция, пожалуй основная. Гитлеровцы усилили сопротивление. Мы открыли по опушке леса сосредоточенный огонь из всех двенадцати орудий. Старший лейтенант Мартынов внимательно следил за ходом боя.
Неожиданно наши пушки замолчали. Вражеская артиллерия словно бы ждала этого момента, обрушив шквальный огонь по нашей пехоте. Мартынов схватил трубку телефона:
— «Гром»! «Гром»! Да отвечайте же!
— На линии обрыв связи, — доложил телефонист промежуточной станции. — У Волхова он здорово обстреливает...
Мартынов разослал по линии всех связистов. Ушли даже бойцы хозотделения Иван Гончаров и Харитон Плаксин. Но когда они исправят связь? А дивизион молчит.
— А что, если?.. — Мартынов подозвал меня к карте. — Смотри, комиссар, наша пехота сейчас находится вот тут, у насыпи. Противник возле леса. Сюда мы вели огонь. Я повторю налет на прежних установках. Пять минут. Потом прибавлю два деления. Еще пять минут...
— Рискованно, — неуверенно говорю я. — А если наши продвинулись вперед? Тогда по своим ударим.
— Раз гитлеровцы готовились к контратаке, наша пехота осталась на месте. Это же ясно.
— Что ж, давай! Отвечаем вместе.
Мартынов передал на огневые позиции команду. И снова бьют пушки. А если по своим? Я хорошо знаю, что такое сосредоточенный огонь.
Трубка телефона молчит. Дую в микрофон и снова слушаю. Слабый треск. Потом хриплый голос сержанта Семена Баева:
— Алло, кто у телефона? Вы, товарищ комиссар? Ну вот, хорошо. Еле нашел концы... Связываю с НП.
И тут же слышу голос командира дивизиона капитана Б. В. Попова:
— Комиссар, это наш дивизион бьет?
У меня словно что-то оборвалось внутри. Тихо отвечаю:
— Да. Мы решили...
— Молодцы! Все правильно.
Бой не утихал несколько дней. И все же дальше полотна железной дороги наши подразделения не продвинулись. Гитлеровское командование все время подбрасывало свежие части.
На другом участке фронта наступление оказалось более успешным. Возле Мясного Бора советские войска прорвали вражескую оборону, устремились вперед. Нашу 4-ю гвардейскую дивизию тоже перебросили туда. 5 февраля мы вошли в горловину прорыва. Подразделения с ходу вступили в бой на участке Сенная Кересть — Ольховские хутора с целью выйти на линию железной дороги Чудово — Любань и создать угрозу окружения чудовской группировки гитлеровцев. А город Чудово был одним из крупных опорных пунктов вражеской обороны.
В Ольховских хуторах дивизия встретила упорное сопротивление. Каждый дом, а их было около полусотни, враг превратил в дот. Пехотинцы 603-го полка захватили часть из них, но гитлеровцы своими контратаками вынудили отойти на исходные позиции.
В те же дни большая группа вражеских автоматчиков на лыжах проникла в тыл дивизии. Положение спасла батарея старшего лейтенанта Коваля, истребившая более 50 автоматчиков, остальные бежали.
Командиры все чаще и чаще спрашивали себя: почему дивизия, несмотря на хорошую подготовку, не имеет ощутимого успеха?
Как-то на совещании политсостава командир дивизии генерал Анатолий Иосифович Андреев дал ответ на этот вопрос:
— Противник больше всего боится, что мы перережем железную дорогу Чудово — Любань. Отсюда прямой путь на соединение с войсками Ленинградского фронта. Поэтому враг основательно укрепил именно этот участок. Сюда он все время подбрасывает новые части.
В ожесточенных боях прошел весь февраль. И вот уже больше недели к юго-востоку от нас в мартовской голубизне неба глухо урчит артиллерийская канонада. Раскатами грома доносятся бомбовые удары. Это гитлеровцы начали контратаки в районе Мясного Бора, там, где у нас проходит единственная дорога, связывающая 2-ю ударную армию с главными силами Волховского фронта. Вскоре появились тревожные слухи о том, что дорога у Мясного Бора перерезана. Потом эти слухи стали подтверждаться: прекратилась регулярная доставка газет и писем, сократился суточный рацион продовольствия.
Утром 24 марта из штаба полка пришло приказание отправить пятую батарею в район Мясного Бора. Уже вечером командир батареи старший лейтенант Запарованный сообщил: «Занял огневую позицию в районе горловины прорыва. Фашисты находятся на дороге между рекой Полисть и Мясным Бором».
— Вот такие-то дела, комиссар. — Командир дивизиона сразу как-то посуровел. — Перерезали гитлеровцы дорогу. Надо рассказать бойцам, чтобы кривотолков не было.
В тот же день перед -сумерками собрались комсомольцы дивизиона. Комсорг Иван Ткачук предоставил мне слово. Я рассказал все, без утайки. Ткачук спросил комсомольцев:
— Кто хочет говорить? Нет желающих? Тогда я скажу. Когда мы отходили от Минска к Шклову, а потом к Ельне — три раза попадали в окружение. И каждый раз пробивались к своим. Пробьемся и теперь. Нас не пугает это слово — окружение. Будем драться до конца.
В батареях прошли партийные собрания. Коммунисты вместе с беспартийными приняли решение: «Еще лучше вести огонь, стрелять только наверняка».
14 апреля 8-й и 11-й стрелковые полки ушли из- под Ольховки на выполнение новой задачи — пробить дорогу к Мясному Бору (полки дивизии 18 марта получил новую нумерацию: 477-й стал 3-м гвардейским; 542-й — 8-м; 603-й — 11-м; а наш 632-й — 23-м гвардейским артиллерийским). С ними ушел наш дивизион.
Больше двух недель шли упорные бои. К 1 мая наши войска пробили узкий коридор (около километра шириной) в обороне врага. Гитлеровцы постоянно держали его под обстрелом. И все же по ночам бойцам удавалось доставлять в дивизион снаряды. А продовольствие подвозили транспортные самолеты. Но это было каплей в море. Нередко наш суточный рацион состоял из одного сухаря и супа-болтушки с маленьким кусочком конины.
В первой половине мая больших боев не было. Болота залило водой, и это ограничивало боевые действия. 16 мая мы сдали свой участок обороны 282-й стрелковой дивизии и сосредоточились в лесу возле Кречна.
Дивизия вошла в состав 6-го гвардейского корпуса. Через несколько дней, устроившись на новом месте, провели партийно-комсомольское собрание. На повестке дня — итоги боевой деятельности дивизиона в районе Ольховки. Они поучительны. Мы не только выстояли под натиском превосходящих сил врага, но И нанесли ему ощутимый урон. Огнем дивизиона было уничтожено более 200 вражеских солдат и офицеров, разбито 7 дзотов, 11 пулеметных точек, полковая пушка и зенитная установка, танк, взорваны 2 склада с боеприпасами, уничтожены 4 грузовые автомашины и повозка с боеприпасами, подавлено 16 минометных и 5 артиллерийских батарей.
За время боев выросли партийная и комсомольская организации. В декабре 1941 года в дивизионе было 10 коммунистов и 15 комсомольцев, теперь — 48 коммунистов и 45 комсомольцев — почти треть личного состава. Коммунисты и комсомольцы показали себя стойкими и мужественными бойцами. Вырос агитколлектив. В нем 38 человек. А половина из них — беспартийные бойцы.
Вскоре пришел конец нашему отдыху. Вернувшийся из штаба полка командир дивизиона Попов, весело блеснув глазами, объявил:
— Едем выбивать фашистов из бывшей графской усадьбы. Маршрут — четыре «Г»: Гряды — Горнешное — Гладь — Грузино.
Штаб корпуса прислал для переброски дивизиона под Грузино американские автомашины. Мчимся, что называется, с ветерком. К вечеру остановились в лесу у деревни Нечкино. Перед занятием огневых позиций собираю коммунистов:
— Приказ командира дивизиона: работать только ночью. С рассвета до наступления темноты на огневых позициях никакого движения. К утру работы закончить.
Ночь. Она мало похожа на обычную. Странная какая-то. Темной не назовешь. И белой — тоже. Какая-то белесая. Темноты ночной нет, и все же ничего путем не видно. К утру мы полностью подготовили огневые позиции.
Оборона гитлеровцев проходила по старому парку. Сплошные траншеи и ходы сообщения. Дзоты и доты на каждом шагу. И много еще не выявленных. Гитлеровцы умели строить прочную оборону. Говорили, что здесь есть потайные подземные ходы, устроенные еще Аракчеевым, и что эти ходы известны противнику.
Наш дивизион был придан 160-й отдельной стрелковой бригаде. Вечером на НП пришел командир полка подполковник А. А. Квак и первым долгом спросил у командира дивизиона:
— Сколько орудий поставили на прямую наводку?
— Два.
— Мало. Поставьте четыре.
— Есть поставить четыре орудия. — Попов тут же отдал распоряжение: огневым взводам лейтенантов Сигова и Дьяченко занять новые огневые позиции.
Ночью ползем к орудиям прямой наводки. Вспыхнула ракета. Попов впереди, раскинул руки в позе убитого. Я тоже. Наконец свет гаснет. Попов снова ползет. Сваливается в траншею. Я за ним. Траншея наших пехотинцев. Большинство бойцов спит, прикорнув у стенки.
Бредем по траншее, стараемся не задеть спящих. Потом опять ползем, пока не добираемся до темной громады дома. У самого дома тихий шепот:
— Товарищ майор.
Это командир первого взвода четвертой батареи Володя Сигов. Он только что окончил артиллерийское училище, в боях еще не был. Ему двадцать первый год. И вот его боевое крещение — прямая наводка...
Попов одобряет выбор огневых позиций. Проломы для орудий сделаны в двух комнатах. В случае необходимости орудия можно откатить в глубь здания. Все правильно.
Парк то и дело освещается мертвенным светом неприятельских ракет. Направляемся на пятую батарею. Вот и окопы. Бойцы роют ходы сообщения.
Комиссар батареи Алексеев докладывает:
— Через полчаса закончим. С боевой задачей бойцы ознакомлены.
Четыре часа утра. На огневых позициях все готово. Орудия заряжены. Старшие на батареях стоят на виду у всех. Правая рука поднята вверх. Заряжающие держат очередной снаряд. Сегодня мы должны дать еще более сильный огонь, чем под Киришами,
Командир дивизиона передает на огневые:
— Дивизион... Залп!
Над Грузином поднимается облако черного дыма. Ярко вспыхивают молнии разрывов. Стволы орудий раскалились. Бойцы мочат ватники в маленькой бо- лотинке и набрасывают на стволы орудий.
Вместе со связистами иду на НП. Вчера связисты отличились. Между НП и огневыми позициями много озер-стариц. Сначала линию связи протянули по перешейкам между старицами. Фашисты сделали несколько огневых налетов по перешейкам, нарушили всю связь. Тогда бойцы протянули линию поперек озера. Обстановка требовала, чтобы связь была восстановлена немедленно. Связисты Евгений Молчанов и Иван Кудрявцев шагнули в воду и держали на руках провод больше часа, пока Федор Шерстюков не принес из леса шесты. На них повесили провод.
Попов встретил нас радостным восклицанием:
— Пехотинцы пошли в атаку!
Забираюсь на крышу фабрики. Там уже сидит Никита Залесский. Смотрю в бинокль. Впереди наступающих бойцов — около десятка наших танков. Гитлеровцы встретили атакующих шквалом огня. Пехотинцы залегли.. Остановились и танки. Попов вызвал к телефону командиров взводов орудий прямой наводки.
— Видите доты? Бронебойными!
Большой дот гитлеровцев все время бьет по нашей пехоте. Сигов ударил по нему из обоих орудий. Нам видно, как снаряды ударяются в купол, рикошетят и улетают ввысь.
— Не берет!
Командир танкистов что-то передал своим по радио. Возле дота появился наш танк. Он вполз на купол, несколько раз крутанулся на нем, дот осел, пулеметы его смолкли. Но вспыхнул огнем и наш танк.
Сразу же открыл огонь другой дот, расположенный правее. Для артиллеристов нет ничего тягостнее, чем видеть свою пехоту, залегшую под огнем врага. По доту бьют орудия пятой батареи. В расчете второго орудия есть наводчик Николай Золотарев, уже неоднократно отличавшийся умелой, точной стрельбой. Попов подозвал его к телефону:
— Видишь дот?
— Как на ладони.
— Целься в амбразуру и бей на одном прицеле. Надо попасть.
Золотарев выпустил по доту больше десятка снарядов. Рвутся то возле самого дота, то рикошетят. Но вот резанул по глазам слепящий разрыв. Из дота повалил дым.
Гитлеровцы засекли орудия пятой батареи, обрушили на них шквал снарядов. Крыша дома, в котором стояло орудие Золотарева, обвалилась, дом загорелся. Ранило командира орудия сержанта Алексеенко и трех бойцов. Убит заряжающий. У орудия остались только двое — Золотарев и Кузьмин.
Кузьмин тушил пожар, разбрасывая горящие бревна. Золотарев вел огонь. Ранило Кузьмина.
Когда загорелся пол, Золотарев ломом разломал его, выбросил горящие доски на улицу. На руках вздулись волдыри, обгорели брови и волосы. Но он не уходил от орудия. Бежал к нише, брал лоток со снарядами, тащил к орудию и производил выстрел. Шептал запекшимися губами:
— Врешь, гад, не возьмешь.
К нему пробрался комиссар батареи Алексеев. Так вдвоем они продолжали вести огонь.
Наши танки прошли первую линию вражеской обороны, ворвались в расположение гитлеровцев. Один танк охватило огнем, но экипаж скорости не сбавил. На полном ходу мчался в глубь обороны противника, продолжая вести огонь.
Попов отдает распоряжение связистам:
— Подготовьте связь. Сейчас пойдете вперед, к первой линии противника. Там будет наш НП.
Гитлеровцы еще раз ураганным огнем бьют по фабрике. Минут десять. В ушах гул, я не слышу, что говорит стоящий рядом командир полка. И вдруг все стихло. Только шуршит осыпающаяся со стены щебенка. Кто-то кричит:
— Пехота прошла первую траншею. Двинулись дальше!
Мы переносим огонь в глубину...
Дивизиону не пришлось довести до конца начатый бой за Грузино. Неожиданно пришел приказ сняться с занимаемых позиций и сосредоточиться возле станции Гряды. А в первых числах августа 1942 года мы уже мчались на юг. Гитлеровская армия начала свое наступление на Сталинград...
Проезжаем Малую Вишеру. Стоим у открытой двери вагона. Борис Васильевич Попов тихо говорит:
.— Прощай, Волховский фронт. Много трудного пришлось пережить здесь. Но мы многому научились. Это пригодится в новых боях.
