Серков

Участник парада Победы, сержант-минометчик 8-й отдельной Гвардейской стрелковой бригады Степан Михайлович Зольников за годы войны был награжден пятью медалями “За отвагу” и орденом Славы III степени. Первой медали герой был удостоен за бой, произошедший 3 сентября 1942 года в районе Синявинских болот под Ленинградом. Последнюю, пятую медаль “За отвагу” Зольников получил за сражение на Курляндском полуострове в ночь на 9 мая 1945 года. В настоящее время доктор медицинских наук Зольников С.М. проживает в Москве. Еще одним кавалером пяти медалей "За отвагу" стал Павел Иосифович Грибков, проживающий ныне в Петропавловске-Камчатском.

МЕСТЬ...


Жарким выдалось это лето. Наша рота стояла на блоке уже целый месяц. Сколько еще будем стоять у этого забытого богом и всем миром села было неизвестно. Дорога, проходившая через наш блок, была достаточно значимой и для наших и для не наших. По ней постоянно сновали машины и военные колоны. Белая рыхлая пыль поднимаемая машинами роилась в воздухе клубами. Одежда и тело были одного цвета -- цвета пыли. К концу дня пыль, вперемешку с нашим потом, превращалась в подобие штукатурки на лицах. Не сказать, что стоять на блоке было достаточно приятно, но все же лучше чем по горам лазить с сухпаями, или в полку сидеть с нашим 'горячо обожаемым' командованием. Днем проверка документов у местных, ночью проверка местными численности блока. Днем мы им нервы портим, ночью они нам. Вот и весь нехитрый круговорот нашей пехотной жизни. Наши отцы-командиры к нам редко заезжали, по причине нашей удаленности. Да и нам не особо хотелось видеться с ними. Так сиротливо и тянулось наше существование. Раз в неделю приходила машина с продовольствием, да по рации давали указания и делали постановку задач.
Старая заправочная станция, вокруг которой были нарыты блиндажи, окопы и ходы сообщения, да мост через речку -- вот и все наше хозяйство, которое мы оберегали. Наше правительство в очередной раз заключило перемирие с боевиками. Намечались выборы президента РФ. И мы должны были как бы мирно сосуществовать с нашими меньшими братьями -- боевиками хотя бы до конца этих выборов. К нам постоянно приезжали местные аксакалы, клялись в вечной дружбе, но нам было глубоко наплевать на их заверения. Надо отдать должное нашему правительству, оно пытается подмаслить людей, когда ему от них что-то надо, но после тут же о них забывает. Незадолго до выборов нам и привезли долгожданную получку. Радости нашей не было предела. Дорога рядом, машины ездят постоянно. Началась бурная торговля с местными коммерсантами. У них можно было заказать все что угодно, от еды до танка. Днем ты с ними торгуешься, а ночью может именно они в тебя и стреляют. 'Восток -- дело тонкое', как говорил один из киногероев. Раз в неделю по блоку из зеленки открывали огонь. Били из гранатометов и подствольников. Пару раз отделывались легким испугом, но в ту 'прекрасную' ночь нам не повезло. Двое двухсотых и пять трехсотых. Граната попала в ход сообщения рядом с палаткой командира роты. Перестрелка длилась всего минут пятнадцать, но казалось, что время спрессовалось в один длинный момент длиною во все ночь. Мы были злы на то, что нам долго не разрешали открывать ответный огонь, мы были злы на наше высокое начальство, мы были злы на нашу полковую разведку, которая отказалась выдвигаться к нам на подкрепление ночью и приехала только поздним утром, когда уже все давно закончилось. Одним словом, мы были злы... Из пяти офицеров, положенных на роту, у нас был один. Вернее два, если считать прапорщика офицером. Наш ротный -- старший лейтенант Моджанов да старший прапорщик Алексеич, который редко стоял на своих ногах и был переходящим 'синим знаменем', которое переносили из одного блиндажа в другой. Не сказать, что мы любили Моджана. По национальности он был не то узбек, не то калмык. А если короче, то нацкадр, со всеми вытекающими из этого последствиями. Закончил Челябинское Тракторное, а попал к нам в пехоту. Не сказать, что он был лучшим командиром, но и худшим тоже не был. Просто уж очень рьяно держал дистанцию между собой и всеми другими. Поговорить по душам с ним было невозможно, наверное, сказывалось его национальное чувство гордости за себя самого. Предыдущий командир нашей роты уволился по болезни и Моджан, как единственный офицер, стал нашим ротным.
В ту памятную ночь его зацепило гранатой, влетевшей прямо к входу его палатки. Отделался он достаточно легко. Получил сквозное ранение ноги, но от госпитализации отказался. Рану его мы обработали, ногу перемотали, и теперь он отлеживался в блиндаже. Его рейтинг сразу повысился. Мы стали по-другому относиться к нему. Он мог преспокойно уехать в госпиталь и там отлежаться на белых простынях, но он отказался. Понятно, что это был мальчишеский максимализм, но это видишь сейчас, с высоты прожитых лет, а тогда Маджан стал нам ближе, его уже не воспринимали как нацкадра. Его отношение к нам тоже поменялось. Он перестал держать жесткую дистанцию. Может быть ранение сыграло свою роль, а может он просто пересмотрел свои взгляды. Но с командирами взводов начал общаться на равных. С ним уже можно было поговорить по душам и вызвать на открытый разговор. Через неделю ему стало легче и он начал совершать прогулки на блок. По его походке было видно, что ходить ему еще тяжело, и его плавно старались уложить обратно в кровать. Он пытался сопротивляться, но, видя нашу заботу о нем, нехотя соглашался. Лежать в блиндаже ему было скучно и он попросил нас купить ему маленький телевизор. Деньги то нам привезли, и немалые. Мы быстро договорились с местными торговцами о покупке небольшого телевизора, который мог бы работать на батарейках. Договорились о цене и к концу дня нам доставили коробку с небольшим телевизором Sony. Наш связист его осмотрел, проверил и дал свое заключение, что работать будет. Радости нашего командира не было предела. Он радовался своему приобретению как ребенок. Теперь он мог скрасить свой досуг, да и мы стали наведываться к нему почаще, чтобы посмотреть новости. Наша однобокая жизнь получила новую грань своего бытия.
Мы помнили, что нам устроили чечены той ночью, но руки у нас были связаны этими глупыми договоренностями и приказами. Прощать мы их не собирались, но и сделать тоже особо ничего не могли, ну или почти ничего. Кому пришла в голову мстить чеченам экономическими санкциями, вспомнить уже сложно. Но идея была проста. Раз мы не может им сделать ничего оружием, то сделаем экономическим путем. Мост, который находился под нашим охранением, был не единственным, но самым близким. До другого моста примерно 35 км. И в один из дней на нашем мосту появилась табличка с надписью: 'Проезд закрыт, осторожно мины'. Мы стояли и радовались, как местные подъехав к мосту, долго вызывали нас на разговоры, а мы, указав на табличку, показывали им, что сделать ничего не можем. Мины не наши, а своих саперов у нас нет. Вызовем из полка, приедут и разминируют. Пару раз приезжали саперы из ОМОНа, стоящего в соседнем городе. Но, после совместного усугубления спиртных напитков, одобряли наше решение и уезжали обратно, доложив по команде, что 'сделать дескать, ничего нельзя'. Наша 'экономически-подрывная' работа продолжалась несколько недель. Моджан уже совсем оклемался и начал довольно сносно ходить, опираясь на палку. Движение по мосту мы открыли, после слезных заверений старейшин села, что подобных случаев они в дальнейшем не допустят. Верить в их заверения было то же самое, что верить в сказки, это все понимали. И ждали, что они сделают нам какую-нибудь гадость. Просто не ожидали, что беда придет с другой стороны...
На блок на большой скорости вкатился БТР-80 из нашего полка. Ребят, что сидели на броне, мы хорошо знали. Один из офицеров был нам не знаком, но на него никто не обратил внимания. Он быстро соскочил с брони, взял двух своих бойцов и пошел в сторону командирского блиндажа. Мы подошли и стали расспрашивать о новостях в полку, делились своими впечатлениями. Минут через пять появился Моджан. Он шел, опираясь на палку и на лице у него было полное недоумение. Сзади шли два солдата и офицер. Офицер приказал одному из солдат забрать из блиндажа телевизор. Потом он вызвал к себе командира первого взвода и приказал принять командование ротой. Мы стояли, раскрыв рты, не въезжая в ситуацию до полного ее понимания. Моджан остановился перед БТРом и попытался вскарабкаться на него, но эта 'штабная крыса' заметив его движение, скомандовал своим бойцам посадить его внутрь. Возникла неоднозначная ситуация, до всех наконец-то дошло, что Моджана приехали арестовывать. Я не знаю, как это происходило в 38-м, но все происходящее очень напоминало именно то время. Мы стали возмущаться и напоминать особисту, что Моджанов офицер, командир нашей роты и к нему следует проявить уважение. На нашу сторону встал Женя, командир комендантской роты, который приехал с ними. Благо звание ему позволяло поставить особиста на место. Моджанова посадили на броню, а телевизор погрузили внутрь стального зверя. Восмидесятка, хрюкнув движком и подняв клубы пыли, помчалась в полк.
Через две недели Моджанов вернулся к нам. Вечером его привезли на комбатовской БМП. Лицо его было в ссадинах и синяках, которые уже стали заживать. Тут же был организован стол, собрались все командиры взводов и даже Алексеич, каким то невероятным для себя способом, выставил свой алкогольный резерв по такому случаю. Моджан рассказал, что чечены пожаловались командованию группировки, что он якобы берет взятки с людей за проезд по мосту и заставил их подарить ему телевизор. Особисты, восприняв команду 'разобраться' буквально, пытались выбить из него признательные показания. Сначала избили, допросили, а потом бросили в 'зиндан', где он просидел целую неделю. И если бы не наш командир батальона, который вовремя примчался в полк из отпуска, то сидел бы там старлей еще долго. Да, Восток -- дело тонкое... Не смогли сами -- так чужими руками. 'А телевизор эти крысы оставили себе' -- помолчав, добавил Моджан. Через неделю нашу роту раскидали по разным блокам.

http://artofwar.ru/s...t_00201-1.shtml

Жизнь после смерти.

Сначала я вспоминал, что было вчера, потом что было неделю назад, год, пять лет... И вот уже начинаю ловить себя на мысли, что вспоминаю то, что было десять, пятнадцать, двадцать лет назад. А что дальше? Время безжалостно несет нас куда-то, не оставляя шансов на спасение. Я уже не так радуюсь жизни, солнцу, весне. Меня постоянно гложут какие-то проблемы. Я втягиваюсь в это безразличие ко всему происходящему. Жизнь -- зачем она дана мне? Для чего? В чем ее смысл? Уходят из этого мира близкие мне люди. Погибают мои друзья. Стоишь с букетом цветов перед закрытой крышкой красного гроба, вокруг стоят люди, говорят умные слова, рассказывают о том каким он хорошим был при жизни... Делают какие-то заверения, выражают соболезнования. Гроб кладут в яму и засыпают землей. Курсанты делают несколько залпов из автоматов холостыми патронами, отдавая последний салют. Вот и все... Тот человек, которого ты любил, с которым делился куском хлеба, вдруг превратился в неживой кусок материи. Его оболочку закопали в землю и поставили сверху крест. Что, это все?!
Нет. Я не хочу верить, что все так банально закончится. Конечно, это будет именно так: крышка гроба, родные, близкие, слезы. Но это будет не конец, это будет только начало. Начало нового пути. Пути в неизвестность. Я не хочу пугаться незнания. Я хочу верить, что все это не было бесполезным и ненужным. Нашему сознанию не дано понять и осознать безграничность и пустоту вселенной. Человечество слишком молодо и ему еще только предстоит разгадать некоторые тайны этого мироздания. Пусть меня будут считать ненормальным или выжившим из ума. Но все это только от того, чего мы сами понять не в силах. Я просто буду верить...
Я четко помню тот день. Помню как взрывом меня сдуло с машины. Я лежал на земле и тупо смотрел в окно дома, из которого по нам открыли огонь. Это лицо. Оно не было бородатым. Оно было обычным. Оно смотрело на меня. Я видел, как оно медленно достало РПГ-7. Целится прямо в меня... А я лежу на земле, и не могу ничего сделать. Голова вроде соображает, но тело не слушается. В полной тишине граната медленно вылезает из РПГ, как телескопическая удочка. Медленно, нехотя, раскрываются тонкие лепестки стабилизатора, появляется белый дымок. И она, словно в замедленной съемке, плывет в мою сторону, слегка поворачиваясь вокруг своей оси. А я смотрю на нее и мыслей даже нет никаких, просто смотрю, как завороженный. Но вдруг, на каком-то моменте, она вздрагивает, слегка разворачивается и словно стрела уходит в сторону. Мысли вроде снова вернулись в голову. Почему-то подумалось: 'Ну, вот и все!' Рядом раздается взрыв. Цветные круги. Цветной тоннель, там свет. Я теряю сознание. Вижу, как меня кто-то тащит, схватив за разгрузку, за МТЛБ. Вижу, но не могу понять кто? Со спины не видно. Стоп. Я вижу его сверху. А он тащит меня внизу. Где я? Что со мной? Я вижу окно третьего этажа, из которого по мне стреляли, оно внизу. Там на полу кто-то лежит. Все. Опять темнота. Я открываю глаза. Меня трясет Колька. Точно, это его я не сразу узнал со спины. Он говорит, но я не слышу, я только вижу, что он шевелит губами и трясет меня. Наверное орет, а мне все равно, даже смешно становится. Я смеюсь. Он пытается бить меня. А мне смешно. За что? Мне просто смешно от того, что он неуклюже шевелит губами. Это не шок, а может шок. Я пытаюсь встать, но ноги не держат. Какая-то тяжесть в теле. Все, ноги подкашиваются, глаза снова закрываются...
Тогда я не задумывался, что это было и как получилось. Радовался, что вырвались, что остался целым, только осколками посекло немного, да слух пропал. Но ведь это сущая ерунда, потом все придет в норму.
Что это было? Может просто душа покинула мою оболочку? Она полетела над землей. Как красиво вокруг, она свободна, она может лететь! Подниматься вверх, спускаться вниз. Здорово! Душа... Она, как составляющая сгустка электромагнитной энергии, подвержена притяжению каких-то неведомых нам сил. Она отделяется от нас и летит. Летит над землей. Может в этом и есть смысл, что душа отделяется от этой оболочки и летит туда, куда хочет? Ей не нужны деньги, вещи, машины, квартиры. Она свободна от всего этого. И ей хорошо. Она больше не должна обслуживать эту материю -- она над ней. Это счастье. Наверное, здесь и есть объяснения рая и ада. Если душа сильная, то она может подниматься высоко в небо, а если слабая, то потусторонние силы притягивают ее к земле. И она уходит туда, в вечный мрак. И чем она слабее, тем сильнее ее тянет к центру этой несчастной планеты. Туда, где кипит огонь. Может быть некоторым, чья душа зависает над землей, дают второй шанс, вторую жизнь... Ведь может быть так, что душа и не плохая и не хорошая. Может! Нет, что ни говорите, а реинкарнация тоже есть. Ведь мы перезаписываем фильмы, программы! Наверное и душу тоже можно перезаписать и она будет продолжать жить в другой оболочке.
Я кладу цветы и поднимаю глаза вверх -- ты наверное где-то там, наверху. Я верю, что сейчас тебе хорошо. Ты смотришь на все это сверху и радуешься. Наверное смеешься надо мной... Я пытаюсь найти тебя глазами в пространстве, но нет, пока рано. Ладно, придет время, мы обязательно встретимся и ты расскажешь, как там наверху. Если, конечно, меня не будет ждать другая участь....

http://artofwar.ru/s...xt_0020-4.shtml

Сайт нашего училища.
http://tvvaul.narod.ru/index.html