(из сборника "Память", Лениздат, 1987 г.)
ВЕРНОСТЬ ВОИНСКОМУ ДОЛГУ
Уважаемая редакция! На одной из страниц «Памяти» вы задавали вопрос о том, что для нас, ветеранов, связано с понятием «верность воинскому долгу». В качестве ответа посылаю свой «Личный счет истребителя фашистов». В нем записано и заверено печатью, что с 23 сентября по 3 октября 1942 года я уничтожил 13 вражеских солдат. Свой долг во время войны я понимал именно так.
Если вас заинтересует история этого документа, то вот она.
Еще до войны я 6 месяцев обучался в дивизионной школе снайперов во Мге, а после ее окончания был командирован в Петрозаводск на курсы станковых пулеметчиков. Здесь нас застала война, тут мы получили боевое крещение.
Трудное было время. Вместе с пограничниками мы отступали с боями, оставили горящий Петрозаводск, отошли в направлении Лодейного Поля. На реке Свири противник был остановлен, и наша оборона прочно стабилизировалась.
Нас возвратили в 52-й полк НКВД, задача которого состояла не только в охране железнодорожных коммуникаций, обеспечивающих перевозки для Ленинграда, но и в защите города Волхова, важного транспортного узла, которым пытались овладеть фашисты. Обладая пока полным превосходством в воздухе, они ежедневно жестоко бомбили железнодорожный мост, станцию и Волховскую ГЭС. Обстановка оставалась очень напряженной. Под городом Волховом я был дважды ранен.
На обороте этой фотографии сохранилась надпись: «В дни Великой Отечественной войны. Ноябрь 1942 года. Снайперская команда младшего политрука Голубцова, истребившая за 10-дневный срок 143 фашиста. На снимке: слева направо (лежат) — Клюйков—22, Горбачев—13, второй ряд: Александрович — 17, младший политрук Голубцов — 4, сержант Чухлич — 13, Матлак — 19. Бондарев — 14, третий ряд: (неразборчиво)—11, (неразборчиво)— 3, Ищенко — 10, Григорьев — 7, Ситиленко — 10».
В 1942 году на Ленинградском и Волховском фронтах стало развиваться снайперское движение. Вспомнили и о нас, подготовленных снайперах. В полку была сформирована группа из 12 человек под командованием младшего политрука Голубцова.
Добравшись до станции Лодейное Поле, мы пешком прошли через железнодорожный мост и оказались на линии обороны. Тут нас распределили по батальонам —два снайпера на каждый.
Начали знакомиться с обстановкой. Оборонительный рубеж оказался прочным и основательно обжитым. Позиции финнов находились в 300—350 метрах. Нейтралка хорошо просматривалась и была заминирована.
Днем перестрелки, почти не было. Сохранялось лишь наблюдение за противником. Мы были свидетелями такого эпизода. Над траншеей противника появились два солдата и установили какой-то ящик. На ломаном русском языке один из них крикнул:
— Иван, слушай «Катюшу»!
И над линией фронта полилась знакомая всем нам песня.
— Фриц,— крикнули с нашей стороны,— а не хочешь ли нашу «катюшу» послушать? >
— Не надо ваша «катюша»,— прозвучал недружелюбный ответ.
Ночью нередко поднималась стрельба: били пулеметы трассирующими очередями. Периодически нейтралка освещалась ракетами. Но, в общем, это была весьма «тихая» фронтовая жизнь. И в нее мы, снайперы, должны были добавить огонька.
За нашей двойкой (я входил в нее вместе с солдатом Бондаревым, бывшим студентом Академии художеств) закрепили старшину в качестве наблюдателя и строгого контролера. Он же показал нам проход через минное поле. Мы оборудовали основные и запасные позиции, в том числе одну на нейтральной полосе.
На второй день началась боевая работа. В окопах противника мы нашли слабое место, где солдаты проходили не сгибаясь и были видны почти в полроста. Его мы взяли на прицел. Ждать долго не пришлось. Первый же вражеский солдат был сражен, и второй, который пытался подхватить его, тоже поплатился жизнью. В этот же день мне удалось подкараулить еще одного врага. Счег был открыт.
Дальнейшая наша работа была обычной: выжидать, искать и метко стрелять. Однако «тихая» жизнь кончилась. Противник стал обстреливать передовую из пулеметов, минометов, пушек. Наши в долгу не оставались, отвечали тем же, да и покрепче.
Подтянул противник и своих снайперов: был разбит окуляр стереотрубы у нашего наблюдателя, а одного из солдат спасла только каска. Появились чучела, обманные приемы. Нашей двойке не удалось взять на мушку снайперов, но наш однополчанин Клюйков сумел уничтожить одного из них, замаскировавшегося на дереве.
Однажды к нам в батальон прибыл младший политрук Голубцов. Он остался доволен нашей работой и дал согласие на вылазку на нейтралку, где у нас была позиция за вывороченным сосновым пнем. Поздно вечером мы по-пластунски пробрались на нее и стали ждать рассвета.
Однако отсюда за 4 часа нам удалось сделать только по одному меткому выстрелу. Нас засекли и начали прицельно обстреливать из миномета. Оставалось только вернуться назад. При отходе произошла беда: Голубцов задел мину, и взрывом ему оторвало пятку ступни. Но до своих позиций нам удалось добраться. Тут младшего политрука перевязали и отправили в эвакоприемник.
В свой полк мы вернулись с передовой, как говорят, «со щитом». Встретили нас очень хорошо. Комиссар Шевченко предложил мне подумать о вступлении в партию. Я подал заявление и был принят кандидатом в члены партии. Чтобы получить партийный документ, мне пришлось совершить на попутной машине поездку в Ленинград, в политотдел 23-й дивизии войск НКВД (находился он неподалеку от Московского вокзала). Немало написано о Дороге жизни, но мужество и стойкость ее защитников всегда будут и в сердце ждого из нас.
Многое связано для меня с Ленинградом. Здесь же в марте 1943 года мне был вручен билет члена партии. Тут я получил две дорогие для меня медали: «За боевые заслуги» и за оборону Ленинграда».
Я стремился выполнить свой долг коммуниста. После войны работал в Ленинградской области— последние 24 года коллективе объединения «Ленинградсланец». Не сочтите это нескромностью, но и мирный мой труд был отмечен орденом «Знак Почета».
М. ГОРБАЧЕВ
г. Сланцы