Это воспоминания о войне моей старшей сестры, ей сейчас 75 лет. Я уговорила ее написать то, что она помнила с того времени.
22 июня 1941 года.. Кто же из россиян не знает этой скорбной даты? А мне всего 3 года, сестре Римме 1 год и 8 месяцев, мы, конечно, ничего не понимали. Папа в этот день оказался в командировке в деревне Паданы Медвежьегорского района. Оттуда его и забрали в армию. А фронт приближался. Мама вместе с бабушкой Анной и детьми сидела в Кондопоге и ждала своей участи, своей судьбы. Железная дорога Ленинград - Мурманск важный стратегический объект, она важна и для советских войск и для германских, бои за нее начались уже в сентябре 1941 года. Гражданское население решено эвакуировать, а куда? Ближайший путь на северо-восток, в сторону Архангельска, переправляться надо на пароме через Онежское озеро. Отходят баржи одна за другой с причалов Кондопоги, Петрозаводска, Медвежьегорска, торопятся на ту сторону Онеги. Собиралась выезжать и семья Соколовых, мужская часть семьи на фронте, забота о детях и бабушке лежит на маме. Что взять в дорогу? Мама взяла с собой самую ценную свою вещь - швейную машинку "Зингер", чугунную, тяжеленную, но необходимую - чем детей кормить в эвакуации. А с машинкой может быть что-то и заработаешь. Погрузились, две баржи отошли от берега, наша - вторая. Помню хорошо, как удивлялась: вода за бортом, вода в барже, почему же мы не тонем. Мне это казалось, а вода была между причалом и баржей. Отошли от берега под вечер, ветер гонит волны, холодно. По ночам немцы не бомбили, спали наверное, а к утру началось: налетел самолет, бомбы бросает, по барже не попал, в воде столб воды вверх поднимается. Нервничают все на барже, дети плачут от страха, женщины кричат. Со второго захода попал-таки немец по первой барже, она медленно погружается в воду, люди с нее прыгают в холодную осеннюю воду, плывут на поверхности пожитки немудреные. Те, кто плавать не умеет, идут ко дну сразу, особенно дети. На всей поверхности воды - головы, головы, головы... То исчезают, то появляются вновь... У немца, наверное, бомбы кончились, развернулся он и улетел. А наша баржа людей подбирает и все больше в воду оседает от тяжести. Добрались-таки до берега, до порта Архангельск. А там еще добираться надо до станции Юра, где мамин брат, дядя Федор живет со своей семьей. Дорогу от Пудожа до Юры не помню по младости лет, ведь было всего мне в 1941 год 3 года. А бомбежка осталась в памяти на всю оставшуюся жизнь.
В Юре приютили нас родственники мамы. Брат Федор был женат на Анастасии Ефимовне, была у них дочка, Риммина ровесница. Анастасия Ефимовна учительствовала в школе, Федор Егорович работал на железной дороге. На фронт его не взяли т.к. у него была повреждена рука, не сгибалась в локте, да и «бронь» давали на железнодорожников. Детишек определили в детский сад, бабушка Анна Андреевна с детьми, да хозяйством управлялась, а мама пошла работать на лесозаготовки. Неделями на делянке пропадала и в снег, и в мороз.
Помню детский сад - деревянное здание, кормили не очень сытно, есть хотелось постоянно, после обеда всех укладывали спать. Но не спится Аленьке, кушать хочется, стены из бревен, в бревнах дырочка от сучка, а в дырочке живет сверчок. У сверчка есть шляпа, такая, как шляпка от дубового орешка. Шляпа у сверчка висит на гвоздике. Я с ним играю - сниму шляпку с гвоздика, а сверчок снова на место повесит и сердито скрипит, не нарушая мол, девочка, порядок в доме. Так и играю с ним, пока все спят. А еще разглядывала узоры на деревянных бревнышках, интересно. Римма была помладше и ходила в другую группу.
Была у меня в группе подружка, как ее звали, я уже не помню. Заболела она свинкой и ее перевели в изолятор, а мне без нее скучно. Придумала: натерла шею песком, завязала шарфом, жалуюсь воспитателям, у меня тоже свинка. Меня тоже в изолятор положили, вместе с подружкой. От нее и действительно свинкой заразилась, заболела, а подружку выписали. Осталась я опять одна, но уже в изоляторе.
Помню Новый год, 1943, В детском саду в большом зале поставили настоящую, большую, душистую елку. Игрушки делали сами, клеили цепочки, фонарики из газетной бумаги. Мама сшила мне костюм снежинки из белой марли. Вот и пригодилась швейная машинка "Зингер". Воспитатели учили с нами стихи и танцы. Пришел Дед Мороз, большой, красивый, с белой бородой. Я перед ним исполнила танец, а он мне подарил конфетку-подушечку, первую конфетку за все годы войны. Ох и вкусной была та подушечка. А я еще и с подружкой ею поделилась. Все воспитатели и родители говорили:
- Алю надо отдать в балетную школу, после войны, конечно.
Наступило лето 1943 года, еще одно яркое воспоминание военного детства: бабушка ушла с утра в лес с большой корзиной за ягодами, за грибами. Прибегает соседский мальчишка:
- Идите, встречайте, ваша бабушка из леса большую корзину малины тащит.
Мы с Риммой бегом за околицу, а бабушка и вправду еле несет. Мы с Риммой пыхтим, помогаем ей. Поставила бабушка корзину на стол - ешьте, сколько сможете. Вкус той малины до сих пор к меня на языке. Голодно было, хлеб по карточкам, варили суп из крапивы, да лесного щавеля, картошки было мало, ели очистки. Однажды, между грядок с картофелем я нашла целое гнездо куриных яиц. Соседская курица снеслась. никто не видел где. Не сказали ничего соседке - грех взяли на душу, съели те яички. Весной на грядки сажали глазки от картошки, на первый год вырос один горох, только на второй год появилась картошка. Питались тем, что летом лес дает - грибы, ягоды, корешки всякие. Обязательно варили отвар из еловых и сосновых иголок, тем от цинги спасались. В ручье неподалеку водилась рыба, но ее почему-то не ловили, может потому, что мужиков в деревне не было, а бабы ловить не умели. А окуни плавали огромные под мостками.
Помню, как купали нас в русской печке: натопят печь, выгребут оттуда жар, постелют соломку, таз с водой и нас с Риммой купают. Мы о горячие стенки обжигаемся, а бабушка нас моет. Хоть и не ладила бабушка с мамой, но о нас заботилась. Вытащит чистеньких из печки, завернет в полотенце и в кровать, никакая простуда нас не брала. Взрослые ходили мыться в сельскую баню, иногда и нас туда брали. В бане стояли две бочки с холодной и горячей водой, деревянные ушаты с ручками, в которых мылись, скамейки с высокими стенками, как в отдельной кабинке, соседей не видно, мылись семьями все вместе и мужчины и женщины. Да и мужчин-то было очень мало, война.