"9 мая 1941 года, получив назначение в качестве оперуполномоченного третьего отдела штаба КОВО, я прибыл в город Староконстантинов в распоряжение штаба 216 стрелковой дивизии 24 механизированного корпуса 12 армии. Начало войны, 22 июня 1941 года застало меня за работой по укомплектованию личного состава 134 танкового полка. Обстановка, сложившаяся в результате вероломного нападения на нашу Родину, не дала возможности полку откомплектоваться полностью, не было получено вооружение, кроме 3-6 учебных танков БТЗ. Личный состав был наспех вооружен пистолетами, гранатами, винтовками, некоторым его вовсе не досталось. Рабочая молодежь майского призыва в боевой обстановке училась овладевать этим оружием.
Уже в составе 134 танкового полка мне, как оперработнику, имеющему малый опыт работы, приходилось находиться на переднем участке подвижной обороны, проводя работу среди личного состава против трусости и паникерства, вселять уверенность и бодрость духа, участвовать в отражении и уничтожении наступающих частей противника. Но обстановка, сложившаяся для наших войск и полка, была такой, что была потеряна всякая связь с высшим командованием, а также в результате боев и маршей, между подразделениями, нарушено снабжение боеприпасами. Имея задание от третьего отделения поддерживать связь, как с отделением, так и со штабом полка, находиться при полку и пресекать элементы паникерства и трусости, вести борьбу с предателями, шпионами, перебежчиками. Вот один из эпизодов: на участке подхода к Виннице в расположение нашей обороны проник переодетый под красноармейца немец, якобы отставший от своего взвода, в результате оказавшийся парашютистом-наводчиком.
Прибыв 2 августа и заняв оборону на реке Синюха в районе села Архангельского в составе батальона, пополненного из отставших и потерявших свои части бойцов, с утра начали вести бои на восточном берегу. Противник сосредоточил артиллерию, начал производить интенсивный обстрел наших позиций. После двухдневного боя, имея большое количество убитых и раненных, командование группы войск, оборонявших этот участок, решило под прикрытием ночи вывести войска и раненных на новый рубеж, не дав зажать себя в кольцо. Потеряв связь со своим отделением, уже в составе группы боевого охранения, начали постепенный отход на Восток. Зайдя в первое же село, узнали от местных жителей, что противник уже был там. Измученные, голодные красноармейцы начали искать пищу. Раненных бойцов оставили в селе. Утро началось с налета немецких самолетов. Чтобы не обнаруживать себя рассредоточились по кукурузному полю. К вечеру стало ясно, что собрать в единую группу бойцов не удастся. Помня, что надо живым в руки врагов не сдаваться и установить связь с отделением, находясь в группе боевого охранения, с одним капитаном (воентехник из Ярославля) и двумя бойцами, решили двигаться вместе на Восток. Выйдя из кукурузного поля, пошли к селу Ново-Николаевское Кировской области. Уяснив обстановку, поняли, что противник уже в Кировограде, ночными передвижениями пытались догнать свои войска, но нам это не удавалось. Немцы были настолько уверены в себе, что не обращали внимания на массу людей, возвращавшихся домой с оборонных работ, иногда даже подвозили их. Мы решили достать гражданскую одежду и двигаться днем и ночью, оружие решили спрятать, чтобы потом иметь возможность им воспользоваться. Тронулись в путь, взяв курс на Северо-Восток. За давностью лет я не могу припомнить фамилии бойцов, 1916 и 1917 года рождения. Во время движения решили изучать расположения штабов и сосредоточение войск противника. Для конспирации выдумали себе легенды, что движемся домой в Харьков, используя для этого фашистские листовки с пропуском на обороте, сброшенные с самолета. Что работали на рытье окопов и оборонных сооружений, каждую легенду обговаривали отдельно, двигались попарно и договаривались о месте встречи. Во время одного из переходов пришлось идти по мосту, где было большое движение войск. Мне с воентехником пришлось попасть в неловкое положение. Выбрав путь по не очень оживленной улице, мы наскочили на штаб интендантской службы, как потом выяснилось. Здесь наскочили на фашиста, который задержал нас и приказал следовать за ним. Штаб располагался в крестьянской избе, разбуженный офицер стал расспрашивать нас кто мы и как сюда попали, куда идем. Через переводчика, плохо выговаривающего украинские слова, мы поведали свою легенду. Нас обыскали и нашли деньги и листовки, спросили – где вы взяли пропуска, на что мы ответили, что их сбросили с самолета. Кстати, в листовках был текст и на немецком языке. Фюрер рассмеялся ( мы так же в душе были рады глупости зазнавшегося фашиста, как мы выпутались из этого положения). Нам повезло, что он поверил, нас проводили и сказали, чтобы мы шли домой большой дорогой. Своих двух друзей мы больше не видели. Конечно, путь следования к намеченной цели мы выбирали сами, по пути встречали других бойцов, переодетых в гражданскую одежду, державших путь на Запад, в Белоруссию. Мы разговаривали о том, что делать дальше, надо действовать в тылу. Друзья шли от Днепра, говорили, что восточный берег немецкими войсками укреплен, и пути туда и оттуда нет. В разговоре с местным жителем в селе Лебедяны старый партизан времен гражданской войны поведал, что здесь действовали партизанские отряды, что в лесах собираются наши люди. Так мы подошли через Новодворковскую школу к Черкассам Киевской области. Август был уже на исходе, приближался сентябрь. В селе Чигирин узнали о печальной судьбе партизанского отряда. В Белой Каменке остановился карательный отряд. Партизанский отряд, находившийся в лесу, для выяснения обстановки и снабжения продуктами отправил в разведку группу, в село пошла одна из девушек, которая и предала весь отряд карателям. Из этого мы сделали вывод, что организовывать отряды без знания людей, нельзя. Нельзя в селах подбирать группу для действий в тылу. Мое мнение было таково, что нужно действовать самим. Остановившись в селе Потиевка Смоленского района Киевской области мы посовещались, и мой напарник решил, что он будет пробиваться к своим войскам. Каждый из нас остался при своем мнении, и мы расстались. Имея некоторое знакомство с портняжным и сапожным делом, я стал ходить по деревням и предлагать свои услуги. Эта деятельность располагала людей ко мне, была необходима населению и позволяла мне беседовать с ними и вселять веру в нашу победу. Я разъяснял людям, что не надо снабжать продовольствием немцев, прятать от них запасы и убивать скот. В конце сентября, начале октября 1941 года я попал в одну из облав, был задержан местными полицаями и доставлен под конвоем в немецкую комендатуру, а затем в лагерь для военнопленных в городе Смела. Там я познакомился с одним студентом Харьковского института по имени Павел и предложил ему бежать, хватив «прелести» обращения с военнопленными. В декабре 1941 года мы бежали, использовав брешь в воротах железнодорожной ветки, минуя охрану. До весны 1942 года мы жили нелегально, переходя из дома в дом. Учитывая, что такое поведение вызовет подозрение у полиции и местной управы, вместе с другими военнослужащими, оказавшимися на оккупированной территории, используя решение немцев строить депо и нужду в дешевой рабочей силе, решили, что есть подходящий случай устроиться на работу поближе к железной дороге под видом местного жителя. Здесь мы получали сведения о положении на фронте и о значении стройки. Немцы, узнав, что среди рабочих проводится работа по саботировании стройки, начали проводить аресты. В июне мне пришлось бежать в село Санжариха. Старостой в селе был назначен человек из репрессированных. Он яростно выполнял приказы немцев о снабжении продовольствием и отправке молодежи в Германию, особенно выделяя семьи активных работников советской власти, а также семьи коммунистов. Это заставило меня помогать скрываться им от немцев в день отправки в Германию, а также проводить убой скота, предназначенного для снабжения продовольствием немецкой армии. Староста, видя, что он не может выполнить приказ, стал устраивать облавы и насильственно отправлять людей в Германию. В одну из облав попал и я, меня привели в управу. Староста, чувствуя, что за свои действия он будет наказан, начал с того, что предложил отправить нас на биржу труда в Смелу вместо своих сельчан, потому что мы одни и нам легче перенести. После чего нас под конвоем отправили на место сбора. Там отобрали здоровых и назначили на отправку. Показывая, что молодежь едет охотно, конвой распустили и дали возможность свободно передвигаться. На руки дали документы, и мы смело ходили по городу. Об отправке никто и не думал, мы не собирались возвращаться на биржу. Мы вышли из города и пошли в села. Пришлось опять возвращаться на нелегальное положение, так как из назначенных к отправке в Германию людей, осталось незначительное число и ближние села стали прочесывать. Нас искали в том селе, откуда мы были отправлены. Недели через две мы уже могли появляться в селе, но это был отвлекающий маневр. Немцы искали зачинщика-организатора, меня считали студентом, впоследствии парашютистом, занимающимся агитацией среди населения. Меня опять арестовали и посадили в управу. Воспользовавшись тем, что полицай был поставлен с гулянки и не доволен этим, я начал с ним разговаривать о том, что мне ничего не остается делать, как дожидаться отправки на расправу к немцам. Через некоторое время полицай заснул, а я потихоньку вышел из управы и укрылся здесь же возле управы у старика Левченко, он же и рассказал мне о переполохе, который случился после моего исчезновения."
На этом воспоминания Василия Борисовича обрываются. Почему он не дописал их до конца, мы никогда уже не узнаем.