(из сборника "Память", Лениздат, 1987 г.)
ПЕРЕПИСКА
Я хочу рассказать о моем заочном друге, с которым мы вели переписку в течение двух лет, с марта 1943 года по февраль 1945 года.
Заочная переписка с фронтовиками была широко распространена в годы войны. Это понятно, ведь многие, кто воевал, потеряли связь со своими родными и близкими или по причине оккупации их родных мест, или в результате эвакуации.
А как тяжело было воинам, не получающим писем, сейчас это трудно представить.
У нас в МПВО, где в основном были молодые девчата, раздавали адреса фронтовиков или их письма с просьбой переписываться с ними. Очень часто такая переписка перерастала в настоящую дружбу, а иногда кончалась счастливым брачным союзом.
Мне тоже дали адрес Петра Мироненко, которому я успела написать только два письма. Он был убит. Об этом сообщил мне его командир капитан Валерий Антонович Серебряков, который должен был по долгу службы ознакомиться с бумагами Петра Мироненко. Среди них он нашел и два моих письма. Прочитав их, Валерий решил переписываться мной. Так и возникла наша недолгая, но большая заочная дружба.
О причинах заинтересованности в переписке лучше всего говорит сам Валерий в своем первом письме.
«Местность моя оккупирована с сентября 1941 г. С тех я потерял всех своих родных и друзей. А Вы знаете, как тяжело действует на человека. Хочется хорошей нежной дружбы. Конечно, у меня много здесь хороших друзей-товарищей, но это не все, что надо. Я не могу выразить словами, но Вы, конечно, меня понимаете.
Когда получаешь от девушки письмо, хотя бы даже и очень коротенькое, то весь день становится радостным, все представляется в розовом свете, какие бы заботы и неприятности ни были на душе. Это особенно сильно чувствуется в нашей фронтовой обстановке. Вот почему я с таким нетерпением жду Ваших дорогих для меня писем».
У меня сохранились 25 писем Валерия — и длинных, и совсем коротеньких, в зависимости от того, в какой обстановке они писались: на коротком привале, сразу после многодневных боев или в госпитале. Они очень хорошо передают атмосферу тех лет.
«...Пишу это письмо под музыку немецкого шпака (что это за зверь, Вы, наверно, знаете). Поэтому ограничиваюсь одной страничкой. Если бы Вы знали, в каких условиях приходится писать, то согласились бы, что эта одна страничка равна по крайней мере десяти листам».
Или: «...у нас сейчас горячие дни, приходится не спать третьи сутки. Но это ничего. Ваше письмо получил как раз в минуты передышки, т. е. весьма кстати и вовремя. От него сразу повеяло родным и близким, на время забылись фронтовые невзгоды, стало радостно на душе.
Поздравляю с новым званием. Подробнее напишу, как только представится возможность».
А «возможности» представлялись не так уж часто. Я, конечно, была не меньше Валерия заинтересована в нашей с ним переписке. Уже из первого письма я поняла, что это очень умный, очень отзывчивый и очень-очень чистый человек. Он уже знал жизнь (ему было около 36 лет), а я только начинала ее познавать (мне было 19). Его письма могли стать для меня школой жизни. Я не ошиблась.
В те годы довольно расхожей была фраза: «Война все спишет» и нередко она определяла поведение женщин и девушек. Каким контрастом этой фразе звучали письма Валерия! Вот несколько выдержек из его писем:
«Мне понравилось Ваше суждение о поцелуе и о любви как о чувстве возвышенном и благородном.
Конечно, в дальнейшем, с годами у Вас несколько изменится взгляд на эти вещи. Но сейчас, в Ваши годы, Вы должны мыслить именно так, как мыслите. Это поможет Вам перенести все невзгоды жизни и сохранить чистоту Ваших взглядов на такое возвышенное чувство, как любовь. Оберегайте его от вульгарности и опошления. Тогда Ваша внутренняя жизнь будет полной, содержательной и богатой глубокими и сильными переживаниями.
Кто этого не понимает и не признает, тот опускается до уровня животного: он живет только пошлостью и удовлетворением своих низменных потребностей».
За нашей перепиской следили очень многие в роте. Я читала девчатам письма Валерия вслух. Они заставляли многих задуматься над смыслом жизни, над своим поведением, давали ясный и четкий ответ на наши вопросы. «Это хорошо, Дуся, что ты так ценишь личную свободу и не размениваешь свои чувства на мелочь. Лучше полюбить позже и один раз, но зато глубже, содержательнее, полнее, чем увлекаться часто и поверхностно. А пока эта любовь не пришла, лучше не закабалять себя в угоду мимолетных увлечений.
Это, конечно, не значит, что не надо увлекаться. Надо, но не надо строить на них всю свою жизнь, не надо считать целью жизни».
Из другого письма:
«Особенно хорошо ты пишешь о молодости и о нежелании смотреть в будущее. Правильно! Только в юности и в молодые годы можно быть по-настоящему счастливым и восторгаться жизнью. Недаром все старики с теплой грустью вспоминают прошедшие годы юности и считают их самыми лучшими, хотя бы они и плохо были прожиты.
Живи. Полнее пользуйся всеми радостями жизни, черпай их полной горстью, не упускай ни капли. Только сейчас они воспринимаются во всей силе и блеске! Вот тебе и нравоучение! Ты, кажется, давно уже их не слышала, Соскучилась небось?!»
И еще:
«Что же касается ветрености, так ведь она необходимая принадлежность молодости. Какая же это будет молодость забав, без шалостей, без мечтаний, без луны и черемухи и без сердечных переживаний?! От молодости надо брать все, что она может дать, и как можно больше, и как можно быстрее. Надо торопиться. Молодость проходит быстро!»
Я, наверно, очень много привела выдержек из писем, но они так хороши, так злободневны, а главное, так хорошо раскрывают удивительную чистоту автора, что я не могла удержаться. Что меня особенно поражает даже сейчас в письмах Валерия — это его бодрость, непобедимый дух, присутствие чувства юмора в любых обстоятельствах. Никогда никаких жалоб на трудности и твердая вера в победу. Он несколько раз был ранен, но посмотрите, как он пишет об этом:
«Ответ солидно задержался... по самой досадной физической причине: я немного прихворнул...»
Или:
«Я совершил путешествие, в результате которого был надолго оторван от почты..»
Или:
«Опять я в своей части. Здесь я надеялся найти твое письмо, но его не оказалось: это значит, ты мне не пишешь больше двух месяцев!»
Ни слова о ранении — куда, как тяжело. И только в следующем письме, объясняя, почему он не получил моих писем, вынужден был проговориться:
«За 3 дня до моего возвращения „домой" заместитель мой тоже был ранен и выбыл в госпиталь. Надеясь встретить меня по дороге или в госпитале, он захватил с собой твои письма, и получил я их только на днях».
Заметьте, какая интересная деталь. Заместитель ранен, но он думает не только о своем ранении, но и о своем товарище, берет письма, пришедшие на его имя, чтобы быстрее передать их ему. Незначительная деталь, но как она раскрывает душевные качества наших воинов. И это тоже говорит о том, какое огромное значение придавалось письмам, получаемым на фронте.
«Поздравь меня с переменой квартиры, я опять в госпитале. Сейчас пока в сортировочном. Когда и куда отправят дальше, пока не знаю. Последнее письмо я не дописал — болела рука и свободное время подходило к концу. Теперь этих причин нет — рука не болит и времени хоть отбавляй. Продолжим оборванный наш разговор».
О том, что болела рука, пишет тогда, когда она уже не болит, а до этого ни слова жалобы.
«10.2.45 г. Опять я дома. Сейчас доколачиваю немцев в Прибалтике. Боюсь, как бы не опоздать в Берлин, а то получится «на чужом пиру похмелье». Воевал-воевал, а в Берлине не был. Конфуз».
Это — последнее письмо.
Каким душевным богатством должен обладать человек, чтобы, ежеминутно подвергаясь смертельной опасности, теряя верных боевых товарищей, не ожесточиться душой, уметь откликнуться на чужое горе.
Получив от меня грустное письмо, он пишет:
«Вчера получил Ваше грустное письмо и все думал, как Вас утешить... Право, Вы меня застали врасплох. За два года войны, два года тяжелых испытаний, постоянной напряженности я совсем очерствел...
...Пережив тяжелое время, с расшатанными нервами, потерять сразу двух сестер (одну совсем, а другую, горячо любимую, на время)—это безусловно очень тяжелое испытание. Но что же, Дусечка, поделаешь? Война! Всем приходится испить чашу страданий. Одним больше, другим меньше. Один человек не в силах изменить ход событий, ему только доставляется выбор: или согнуться под бременем невзгод, упасть, погибнуть, или стойко выдержать удары судьбы, смотреть с надеждой вперед, всеми силами бороться и победить!..
..Вы еще молоды, с жизнерадостным характером, с юношескими силами. Закончатся невзгоды, отряхнется налет тяжелого прошлого, и постепенно пройдет горечь пережитых бед!
Нужно только выстоять!
Пережить это время с высоко поднятой головой!
Больше мужества и бодрости!»
Это писал человек, который еще ничего не знал о своих родных и близких, оставшихся на оккупированной земле! Но нашел такие нужные слова для утешения своего друга. А как взбадривали такие короткие, шуточные письма, как это:
«Вот это здорово! Открытка, которую я считал самой лучшей (хотя бы за ее начало «мой милый друг»), оказывается сумасбродной»! И после такой открытки опять уколы! Нет, это даром тебе не пройдет! В свое время придется тебе ответчать по всей строгости военного времени.
Просто удивительно, до чего может упасть дисциплина! А все результат поблажек, которыми пользовалась в роте. Извольте, тов. Сержант, доложить командиру роты, что я недоволен Вашим поведением и на первый раз ограничиваюсь замечанием. При повторении подобных проступков будут приняты более строгие меры взыскания. Понятно? Ну то-то же, следующем письме об исполнении доложить! В. С.».
Я очень рада, что смогла своими письмами хоть немного скрасить тяжелые будни фронтовой жизни Валерия Серебрякова. Я знаю от многих бывших фронтовиков, что письма их заочных друзей играли большую роль в поддержании у них хорошего настроения, бодрости и боевого духа.
Мне думается, что письмо, которое я сейчас приведу, очень
хорошо подтверждает эту мысль:
«Мой милый друг!
Меня сегодня обуяла какая-то особенная нежность, и хочется мне разделить ее с Вами. Я не знаю, чем это вызвано. Может быть, тем, что после 15 дней непрерывного напряжения, которое заставляет забывать все на свете, пренебрегать личной опасностью и думать только о достижении цели, наконец наступило временное затишье. В таких случаях сразу наступает перелом в душевном состоянии. После всего пережитого и виденного, когда в сердце только ожесточение и злоба, кона твоих глазах умирают товарищи и самому смерть заглядывает в глаза, когда все это кончается и остается позади, — на сердце какая-то легкость и жизнерадостность. В такие минуты особенно хочется иметь около себя нежного друга, в задушевной беседе с которым забылось бы все только что прошедшее. Но это все мечты. А действительность менее поэтична — сижу в землянке один, все уже спят крепким сном (сном долгожданным после многих бессонных ночей). При свете коптилки пишу это письмо, и самому кажется странным, чего это я так расчувствовался. Наверно, эта непривычная тишина так подействовала...
Получать от Вас регулярно письма стало для меня самой насущной потребностью, и было очень томительно ждать, когда же наконец снова увижу долгожданный милый треугольничек».
О характере-такой заочной переписки-дружбы очень хорошо и точно сказал один фронтовой поэт, фамилии которого я, к сожалению, не знаю. Это стихотворение прислал мне Валерий, выписавший его из фронтовой газеты:
Здравствуй, девушка родная!
Ты в знакомой стороне
За работой, за делами
Вспоминаешь обо мне.
Не любовь у нас с тобою,
Но и дружим мы не зря.
Наши чувства друг для друга,
Как для ласточки заря.
Письмецо мое получишь —
Улыбнешься, запоешь,
Всем подругам перескажешь,
Вечером ответ пришлешь.
После боя, на привале,
Отерев и пот, и кровь,
Я письмо найду в кармане,
Перечту посланье вновь.
Простенькое, не претендующее на большую литературу стихотворение, но как точно оно передает характер отношений и атмосферу того времени.
Уважаемая редакция! Не знаю, подойдет ли этот материал для Антологии писем, но мне кажется, было бы неплохо не только представлять наших защитников Родины, Ленинграда воинами, но и показывать их духовный облик, внутренний мир. В этом плане Валерий Антонович Серебряков представляет большой интерес.
Я уверена, что есть среди бывших фронтовиков люди, которые воевали вместе с ним и могли бы дополнить его облик характеристикой его как командира.
На всякий случай сообщаю, что знаю. Валерий учился в Москву, работал инженером-электриком в Донбассе. Оттуда ушел воевать с самого начала войны, а воевал он, как я могу судить по некоторым его письмам, у нас под Ленинградом. Когда я была в Тосно на разминировании, их часть проходила там, но об этом мы узнали из писем значительно позже. Адрес его был п/п 07650 г.
Извините за длинное письмо, но короче не получилось.
Е. ПАВЛОВА,
бывший сержант, боец МПВО,
потом — старший преподаватель
Политехнического института имени Калинина,
ныне персональный пенсионер.
Мироненко Петр Ильич
Дата рождения/Возраст __.__.1921
Место рождения Кировоградская обл., Компанеевский р-н
Дата и место призыва Кировоградский ГВК, Украинская ССР, Кировоградская обл., г. Кировоград
Последнее место службы штаб 378 сд
Воинское звание лейтенант
Причина выбытия убит
Дата выбытия 21.03.1943
убит сев. 1600 м. д. Карбусель
похоронен Ленобласть, Мгинский р-н, сев. д. Карбусель, выс. 65,5
Серебряков Валерий Антонович
Звание: ст. лейтенант
место рождения: Казахская ССР, Западно-Казахстанская обл., Чапаевский р-н, п. Сахарный
в РККА с 07.1941 года
Место призыва: Сталинский ГВК, Украинская ССР, Сталинская обл., г. Сталино
№ записи: 22182674
Медаль «За боевые заслуги»